Откровенность

Простите ветра, что вас не боялся,
Просите слова, что вас не сказал,
И, люди, простите, что я обижался,
И вас виноватых нарочно прощал.

Забудьте, снега, как я вас топил,
Тепло это было совсем не для вас,
И взгляды шальные, забудьте что мстил,
То просто игра, я использовал вас.

Следы, я вас помню, вы моя память,
Я вас оставлял - чеканя в бетон,
Я честен всегда - пусть людей то и ранит,
Но бежать я не буду в последний вагон.

Всё то, что вокруг и то чем мы дышим,
Всё - наши желанья и начи мечты,
Все звукие ночные, которые слышим,
Это то всё, что сам хотел ты!

(с)

Мир неплох без любви

Этот мир совсем уж неплох без любви,
Пройти километры потёртых паркетных полов,
По бесчисленным комнатам дома тихой души,
Слушать ритм от пульса, скрипы каждой двери,
Говорить сам с собой, понятно, без слов,
И не дёргать за нити из сердца глуши.

Забудь про него, только пульс!..

Что за смутное чувство, тревога и робость,
Ты устал от серееющих стен одинокого дома?
Купи попугая, заведи крысу, включи патефон..
Что - всё это уже и не в новость,
Лечишь раны души при помощи рома?
Мир неплох без любви, посуда, книжки, сифон.

(с)

Квартира счастья

В одном большом доме на много квартир,
Жило три разных счастья,
В одном окне - веселье, трактир,
Страсти и крики, ненастье,
Они жили громко, громко смеялись,
Жгли ярко-красные лампы,
Они, эта пара, весьма отличались,
Но перегорят и станут куранты.

Вторые жильцы, лавандовый дым,
Пускали по спальне своей,
Они всё нежны и к прядям седым,
Стали считать, что важней,
Хранить эти рамки и фотообои,
Их дети уж выросли, да упархнули,
Она развлекает соусом с сои,
А он - все стихами бабуле.

Третьи окна.. зашторено,
Там никто почти не живёт,
Двери заперты, окно отворено,
Там счастье есть - никто там не ждёт,
Но, в этом районе, себе квартирантов,
Оно всё никак не найдет.

(с)

Ненастроение

Ренди один из соседей от которого выезжают целыми кварталами. Когда ночи становятся невыносимо длинными, луна подсвечивает звезды и заливает остаток неба пятнами туч, у Ренди начинается паника. Он настолько любит эти цветные дневные бредни и картинки, что начинает пожирать снотворное пачками, бесноваться и выть. Кто-то бы подумал, что он больной, но на самом деле он просто странный, хотя его выворачивает наизнанку, если не отрубает снотворным или не увозит реанимобиль – чёрт, однажды он коньки отбросит от передозироваки снотворного.
Врачи всегда удивляются, почему у него не разодраны руки, не стёрты пальцы, почему его просто крутит, как-то не все симптомы – и его на утро отпускают домой. Хотя нет, скорее всего она таки отбросит коньки не от снотворного, а от того, что ему там вкалывают каждый раз.
Он заливал краской стены, рисовал разноцветные полотна непонятными цветными мазками и пятнами. Он пробовал рисовать голым телом по стенам, он еще не знал, что будь он немного известнее и публичнее, то стал бы трендом раньше других, которые тоже обленились писать кистями и красиво.
Ренди просто не мог, не мог жить тёмными длинными ночами.
Он просто не любит луну. А днём он спит – собирая силы на ночные битвы. Пожалуй в этой его нелюбви и весь смысл его жизни, который его кромсает и режет, который высасывает и высушивает его нутро полной радужных красок ненависти к ночи, луне и этим седым неизбежным струйкам в небе.

(с)

Мир в ЧБ

Однажды  попав в эту комнату невольно начинаешь задумываться о ее владельце. Светлые стены в тяжелых обоях с узором из серых цветов и толстых вертикальных линий, строгая мебель, слегка кокествующая изгибами красивой резьбы, стеклянный прочный, почти фарфоровый, светильник. Эти все детали возвращают на много лет назад – туда, где владелец этого жилья наверняка бегал в смешных шортах и гонял мяч. Память отправляет эту картинку в черно-белые тона, но кажется что кроме просто представления такого прошлого, оно до сих пор живет тут. Как будь-то ты сам попал в черно-белое фото.

Роберт всю свою жизнь строил в этих тонах – это не значит, что в его жизни не было красок или он не умел их передать, его привлекала черно-белая фотография как средство передачи цвета. Он часто говорил: «мы в жизни часто пытаемся разделить все на чёрное, белое и серое – хотя на самом деле мир полон красок и полутонов, но стоит только людям предложить чёрно-белую картинку, они смело осуществляют противоположное – наполняют ее цветами, воображение творит чудеса. Чёрно-белый мир дарит свободу воображению»

Я оказался в этой самой квартире, чтоб не вдыхая столетнюю пыль, обычную для таких мест, окунуться в более тонкий мир, который Роберт создаёт в своих фото. Он решил сфотографировать портрет.
Я хотел одеть какой-то старый камзол или повязать галстук по-британски, но фотограф сказал, что тогда даже при самых качественных и чистых обхъективах через фото будет сыпаться труха и пыль.
Я пришел в своем выходном костюме, с платком в кармане, старался, чтоб все было в тон, Роберт сказал что даже в «цветном» мире я бел как моль и спокоен как старый рыбак на вид и мне попросту не хватает динамики, которая свойственна более молодым людям.
Работая над портретом, вернее ковыряясь в фотокамере и время от время щелкая ей, приговаривал, что не смотря на всю творческую природу его работы – техника должна быть в порядке и грамотно настроена. Затем он предложил мне чай, чтоб я не томился ожиданием действа.

Я почему-то ожидал, что чай у него только чёрный – ошибся, конечно.

И тут настал момент, когда Роберт меня удивил, он попросту сообщил, что нам из-за стола нет смысла идти обратно в комнату с техникой, что он уже сделал фото ради которого меня пригласил и еще пару уже просто мне в благодарность за время и компанию.

Фотокарточки, которые были для меня, очень порадовали – они дышали свежестью, хотя и были, как говорил Роберт, «ЧБ», то есть чёрно-белые. Даже скорее серые, только оттенков очень разных, совсем разных. На этих фото чувстовался и цвет книги, которую Роберт положил на стол передом мной, и цвет портьер, всё, всё чего касалась радуга, даже румянец на щеках был очевиден.

Мастер для меня доказал своё искусство, ведь любому мастеру приходится это делать каждый раз, в каждом творении, иначе он перестаёт им быть. Казалось бы, они могут творить годами ради одного полотна, одной фотокарточки, одной мелодии, ошибаться и начинать сначала тысячи раз – нет, с каждой работой, в которую не вложена душа – умирает часть самого автора. Даже ошибка может быть чем-то существенным, чем-то новым и он просто обязан ее прочуствовать и ощутить.

Кадр, который хотел сделать Роберт мне тоже понравился, хотя как для портрета он оказался странноватым. Он прокомментировал, что хоть портрет и не самый простой жанр, но за годы удачных работ уже «немного» скопилось, потому интереснее его разнообразить, когда речь идет об идейной, интересной ему,  фотографии.
Он долго говорил об этом кадре и о том, что в его случайности - большая закономерность, и даже о том, что он готов был себе позволить его более низкое технически качество, лишь бы фото «цепляло за живое»..

На фотографии был мой подбородок, фрагмент губ в смешанной эмоции, котрую не различить, но что-то скорее положительное и беззаботное. Островатые скулы, тень от подбородка ложилась на пиджак, ближе к карману, где был платок. В карман Роберт поместил цветок, живой пестрый цветок, который видимо «улыбался» в сторону моего подбородка. Могут ли цветы улыбаться?
На «ЧБ» у Роберта – могут!

(с) Макс Монета

15.08.2012