20 авг. 2012 г.

Ненастроение


Ренди один из соседей от которого выезжают целыми кварталами. Когда ночи становятся невыносимо длинными, луна подсвечивает звезды и заливает остаток неба пятнами туч, у Ренди начинается паника. Он настолько любит эти цветные дневные бредни и картинки, что начинает пожирать снотворное пачками, бесноваться и выть. Кто-то бы подумал, что он больной, но на самом деле он просто странный, хотя его выворачивает наизнанку, если не отрубает снотворным или не увозит реанимобиль – чёрт, однажды он коньки отбросит от передозироваки снотворного.
Врачи всегда удивляются, почему у него не разодраны руки, не стёрты пальцы, почему его просто крутит, как-то не все симптомы – и его на утро отпускают домой. Хотя нет, скорее всего она таки отбросит коньки не от снотворного, а от того, что ему там вкалывают каждый раз.
Он заливал краской стены, рисовал разноцветные полотна непонятными цветными мазками и пятнами. Он пробовал рисовать голым телом по стенам, он еще не знал, что будь он немного известнее и публичнее, то стал бы трендом раньше других, которые тоже обленились писать кистями и красиво.
Ренди просто не мог, не мог жить тёмными длинными ночами.
Он просто не любит луну. А днём он спит – собирая силы на ночные битвы. Пожалуй в этой его нелюбви и весь смысл его жизни, который его кромсает и режет, который высасывает и высушивает его нутро полной радужных красок ненависти к ночи, луне и этим седым неизбежным струйкам в небе.
(с)

16 авг. 2012 г.

Мир в ЧБ

Однажды  попав в эту комнату невольно начинаешь задумываться о ее владельце. Светлые стены в тяжелых обоях с узором из серых цветов и толстых вертикальных линий, строгая мебель, слегка кокествующая изгибами красивой резьбы, стеклянный прочный, почти фарфоровый, светильник. Эти все детали возвращают на много лет назад – туда, где владелец этого жилья наверняка бегал в смешных шортах и гонял мяч. Память отправляет эту картинку в черно-белые тона, но кажется что кроме просто представления такого прошлого, оно до сих пор живет тут. Как будь-то ты сам попал в черно-белое фото.
Роберт всю свою жизнь строил в этих тонах – это не значит, что в его жизни не было красок или он не умел их передать, его привлекала черно-белая фотография как средство передачи цвета. Он часто говорил: «мы в жизни часто пытаемся разделить все на чёрное, белое и серое – хотя на самом деле мир полон красок и полутонов, но стоит только людям предложить чёрно-белую картинку, они смело осуществляют противоположное – наполняют ее цветами, воображение творит чудеса. Чёрно-белый мир дарит свободу воображению»
Я оказался в этой самой квартире, чтоб не вдыхая столетнюю пыль, обычную для таких мест, окунуться в более тонкий мир, который Роберт создаёт в своих фото. Он решил сфотографировать портрет.
Я хотел одеть какой-то старый камзол или повязать галстук по-британски, но фотограф сказал, что тогда даже при самых качественных и чистых обхъективах через фото будет сыпаться труха и пыль.
Я пришел в своем выходном костюме, с платком в кармане, старался, чтоб все было в тон, Роберт сказал что даже в «цветном» мире я бел как моль и спокоен как старый рыбак на вид и мне попросту не хватает динамики, которая свойственна более молодым людям.
Работая над портретом, вернее ковыряясь в фотокамере и время от время щелкая ей, приговаривал, что не смотря на всю творческую природу его работы – техника должна быть в порядке и грамотно настроена. Затем он предложил мне чай, чтоб я не томился ожиданием действа.
Я почему-то ожидал, что чай у него только чёрный – ошибся, конечно.
И тут настал момент, когда Роберт меня удивил, он попросту сообщил, что нам из-за стола нет смысла идти обратно в комнату с техникой, что он уже сделал фото ради которого меня пригласил и еще пару уже просто мне в благодарность за время и компанию.
Фотокарточки, которые были для меня, очень порадовали – они дышали свежестью, хотя и были, как говорил Роберт, «ЧБ», то есть чёрно-белые. Даже скорее серые, только оттенков очень разных, совсем разных. На этих фото чувстовался и цвет книги, которую Роберт положил на стол передом мной, и цвет портьер, всё, всё чего касалась радуга, даже румянец на щеках был очевиден.
Мастер для меня доказал своё искусство, ведь любому мастеру приходится это делать каждый раз, в каждом творении, иначе он перестаёт им быть. Казалось бы, они могут творить годами ради одного полотна, одной фотокарточки, одной мелодии, ошибаться и начинать сначала тысячи раз – нет, с каждой работой, в которую не вложена душа – умирает часть самого автора. Даже ошибка может быть чем-то существенным, чем-то новым и он просто обязан ее прочуствовать и ощутить.
Кадр, который хотел сделать Роберт мне тоже понравился, хотя как для портрета он оказался странноватым. Он прокомментировал, что хоть портрет и не самый простой жанр, но за годы удачных работ уже «немного» скопилось, потому интереснее его разнообразить, когда речь идет об идейной, интересной ему,  фотографии.
Он долго говорил об этом кадре и о том, что в его случайности - большая закономерность, и даже о том, что он готов был себе позволить его более низкое технически качество, лишь бы фото «цепляло за живое»..
На фотографии был мой подбородок, фрагмент губ в смешанной эмоции, котрую не различить, но что-то скорее положительное и беззаботное. Островатые скулы, тень от подбородка ложилась на пиджак, ближе к карману, где был платок. В карман Роберт поместил цветок, живой пестрый цветок, который видимо «улыбался» в сторону моего подбородка. Могут ли цветы улыбаться?
На «ЧБ» у Роберта – могут!

(с) Макс Монета
15.08.2012

8 авг. 2012 г.

Оригами


Он все резал бумагу,
Ножницами - мастер, свои оригами,
Оживляя их, придавая отвагу,
На борьбу со своими врагами,
Ну а в жизни шедевры были мертвы:
На забаву, кто их понимал как искусство.
Красота солнечных бликов реки мертвой плотвы,
На пути к океану, где выше отметки воды почти пусто.

(с)